Незнакомец

- Объявляется посадка на самолёт, рейс R154NY, по маршруту Рим – Нью-Йорк, - сообщил из динамиков приятный женский голос на итальянском и английском языках.

- Ну, поехали, - Сеня поднялся с пластикового стула в зале ожидания международного римского аэропорта им. Леонардо да Винчи и взглянул на жену.

- Что-то ты бледная сегодня, всё в порядке?

- Да на душе неспокойно как-то, сама не знаю.

- Ничего, ещё немного, и наши путешествия закончатся.

Сеня старался приободрить жену и не стал говорить ей, что его самого не покидало тревожное чувство ещё со вчерашнего вечера.

Их места оказались в первой трети салона. Рядом с Сеней грузно опустилась в кресло дородная американка и принялась немедленно обмахиваться китайским бумажным веером с изображённым на нём павлином невероятной расцветки. Сеня улыбнулся жене, она взяла его за руку:

- Всё будет хорошо, родная.

- Всё будет хорошо.

Самолёт оторвался от бетонной полосы, уши заложило, Сеня прикрыл глаза, вспоминая время, проведённое в Риме. Всё-таки, какой потрясающий город! Они с женой бродили по нему часами, избегая наводнённых туристами мест, открывая для себя каждый раз, то словно сошедший со средневековой картинки переулок, в котором, казалось, остановилось время, то утопающий в зелени сквер, то крохотное, на 3-4 столика кафе, где они иногда позволяли себе выпить по чашечке ароматного капуччино или по рюмке изысканного къянти. Нет, они конечно, побывали и в Колизее, и в соборе св. Петра, и в Римском Форуме и в других, «обязательных» для посещения туристами местах, но в сердцах у них всё же остался другой Рим – неофициальный, неброский, обнаруженный лично и оттого, наверное, более интимный, близкий.

Из раздумий Сеню вывел грохот опрокинутого сервировочного столика с напитками в начале салона, приглушённый вскрик стюардессы, какая-то возня у входа в кокпит. Затем в дверях показался смуглый черноволосый мужчина с густыми усами, вооружённый пистолетом. За ним выскочил ещё один, помоложе, сжимавший в правой руке кухонный нож, а левой торопливо обматывающий голову куфией – клетчатым арабским платком. Обернувшись, Сеня разглядел в конце салона ещё двоих, с такими же платками на головах.

- Всем оставаться на своих местах. Самолёт захвачен, - прокричал на чудовищном английском усатый, размахивая пистолетом перед собой.

Сеня подумал, что всё это напоминает плохой гангстерский фильм, однако, после того как террорист в куфие очень уж натурально ударил в лицо женщину в первом ряду, попытавшуюся что-то сказать, и из разбитой губы на светлую блузку закапала кровь, ощущение наигранности происходящего исчезло.

- Мы, воины Аллаха, члены организации, - дальше следовало длинное название на арабском, - убьём каждого, кто попытается помешать нам выполнить нашу миссию.

Для наглядности второй террорист схватил за волосы избитую им женщину и приставил нож к её горлу.

- Вы, сидящие здесь американские империалисты и проклятые сионисты заслуживаете смерти, но мы, борцы за свободу, не хотим убивать даже вас. Если ваши правительства выполнят наши условия, вы будете освобождены.

Дальше следовал перечень требований, от которых, даже плохо понимавшего английский Сеню бросило в жар: 20 миллионов долларов наличными, отступление Израиля к границам 1967 года, освобождение осуждённых за терроризм арабов в разных странах... Всерьёз требовать выполнения такого мог или сумасшедший, или тот, кто на самом деле преследовал иные цели.

- ...В случае невыполнения наших условий или попытки захвата самолёта, - усатый сделал угрожающую паузу, - все взлетят на воздух.

Он расстегнул куртку и продемонстрировал, торчащие из внутреннего кармана проводки.

В этот момент сидевшая рядом с Сеней американка издала какой-то булькающий звук, закатила глаза и повалилась в проход между креслами. Сеня хотел удержать её, но не смог, и в руках его остался только бумажный веер. Тело женщины выгнулось в проходе дугой, изо рта потекла пена. Двое мужчин бросились к ней, пытаясь разжать зубы. Террористы закричали на них, замахали руками, показывая, чтобы американку поскорее перенесли в конец салона.

Сеня глубоко задышал носом, справляясь с подступившей тошнотой и, наконец, посмотрел на жену. Отрешённо глядя перед собой, она промолвила с ужаснувшей его фатальной обречённостью:

- Теперь мы погибли.

- Не думаю, что всё так плохо, - раздался рядом спокойный мужской голос.

Они не заметили, как освободившееся слева кресло оказалось занято высоким худощавым мужчиной лет тридцати. Русые волосы, прямой нос, тонкие губы, светло-серый в полоску костюм, голубая сорочка без галстука – обычная, ничем не примечательная внешность. Сеня, проработавший четверть века фотографом и обладавший профессиональной памятью на лица, мог бы поспорить, что в зале ожидания аэропорта этого мужчины не было. Впрочем, он мог пройти регистрацию в последний момент, когда посадку уже объявили.

Террористы между тем приказали зашторить иллюминаторы, запретили вставать с мест и разговаривать. Вскоре самолёт пошёл на посадку. Судя по непродолжительности полёта, они приземлились где-то в северной Африке. Прошло минут десять, послышался звук открываемой двери и радостные возгласы на арабском. «Всё у них здесь схвачено», - с тоской подумал Сеня. Затем самолёт медленно покатился, подпрыгивая на ухабах так, словно это была просёлочная дорога, а не взлётно-посадочная полоса. На стоянке в салон вошли трое новых террористов в пятнистых комбинезонах, с «калашниковыми» и в тех же куфиях, намотанных на головы.

Один из них, по-видимому, чего-то накурившийся, развлекался тем, что прохаживался по салону, направляя автомат то на одного, то на другого пассажира, выкрикивая при этом: «Пах! Пах!» Дойдя до ряда, в котором сидели Сеня с женой, террорист встретился взглядом с молодым человеком в сером костюме. Несколько секунд, не мигая, они смотрели друг другу в глаза. Затем террорист забросил автомат на плечо, крикнул что-то своему напарнику и отправился в конец салона.

День клонился к вечеру, но самолёт раскалился за несколько часов на солнцепёке так, что дышать было совершенно нечем. Пить тоже не давали. В туалет пускали только по одному и не дольше трёх минут, иначе охранник начинал колотить прикладом в дверь и щёлкал затвором.

Состояние, в котором находились люди, мало было назвать подавленным. Эти события происходили ещё до Энтеббе, когда израильский спецназ провёл блестящую операцию по освобождению заложников в далёкой Уганде. Прецедента ещё не было. Надежды, судя по требованиям террористов, тоже.

Сеня хотел как-то успокоить жену, но террорист с автоматом всё время находился вблизи их кресел, и он не решался открыть рот. Когда, наконец, арабу надоело это патрулирование и он уселся на месте стюардессы в начале салона, жена уже спала, положив голову на Сенино плечо и вздрагивая во сне. Сеня посмотрел на своего соседа. Лицо молодого человека было невозмутимо и не выражало никаких признаков утомления или нервозности.

- Мне бы Ваше спокойствие, - вздохнул Сеня.

- А что, есть причины для беспокойства? – улыбнулся одним уголком рта собеседник.

- Меня тоже иногда выручало чувство юмора. Только боюсь, сейчас оно нам врядли поможет, - Сеня горестно покачал головой.

- Расскажите мне о себе, - неожиданно попросил молодой человек.

Сеня был по натуре замкнутым и малообщительным. И уж точно не собирался изливать душу перед первым встречным. С какой стати, собственно? Они ведь даже не представились друг другу!

Незнакомец выжидательно смотрел на него. И как-то помимо воли, ощущая всё более нарастающее желание выговориться, снять накопившееся за последние месяцы напряжение, не покидавшее его ввиду неопределённости будущего даже в Вене и в Риме, Сеня заговорил.

...Ему было тринадцать, когда началась война и они с матерью, семилетней сестрой и четырёхлетним братом эвакуировались на Урал. Жить пришлось в частном доме на окраине Челябинска без водопровода и канализации. Через полгода он уже работал на заводе, производящем артиллерийские снаряды, а вечером помогал матери, работавшей в том же цеху, колоть дрова, носить из колодца воду, убирать, стирать... Однажды, в конце 12-часовой смены, он заснул за станком, правая рука попала под резец, и он лишился двух пальцев, что заставило навсегда распрощаться с мечтой о музыкальной карьере – он успел проучиться перед войной три года в музыкальной школе по классу фортепиано.

Главным воспоминанием Сени о том времени был голод. Есть хотелось постоянно, даже ночью снилась еда. Он не любил вспоминать о военных годах и сегодня, пожалуй, в первый раз подробно рассказывал о пережитом.

Отец вернулся с войны с осколком в левом лёгком, засевшем буквально в нескольких миллиметрах от сердца. Он испытывал постоянные боли в груди, работать уже не мог и остававшиеся ему пять лет жизни просидел у окна на кухне, затягиваясь едким махорочным дымом, долго надсадно кашляя и виновато глядя на родных.

У Сени оказались неплохие способности к точным наукам, ему нравилось рисовать, чертить, хотелось стать архитектором, но нужно было помогать матери поднимать младших детей. Поэтому после семилетки он пошёл учеником к фотографу и уже вскоре начал приносить деньги в дом.

Сеня не мог назвать себя баловнем судьбы, хотя никогда и не жаловался. Мать, которую он любил как никого другого на свете, научила их находить хорошее в самой скверной ситуации и помнить о людях, чьё положение ещё тяжелее, чем их собственное.

Сравнительно поздно, в тридцать с лишним лет, он женился. С женой ему повезло – они понимали друг друга с полуслова и никогда не ругались. Сеня не мог припомнить, когда она вообще повышала голос. Семейное счастье омрачало только отсутствие детей. Какие средства они только не перепробовали, к каким врачам только не обращались – всё безрезультатно. Сеня видел, как страдает, замыкается в себе жена. Он сам не представлял себе жизни без детей и, когда надежды практически уже не осталось, предложил усыновить или удочерить ребёнка из детдома. Жена отказалась и, в свою очередь, предложила развестись, с тем, чтобы он мог опять женится и иметь детей. Сеня оскорбился и в первый раз в жизни напился вдрызг пьяным.

Возможность эмигрировать явилась для них шансом начать новую жизнь, что называется, «с чистого листа» и, быть может... Хотя, к чему тешить себя надеждами, жене уже за сорок, чудес не бывает.

Нет, он никогда не был ни антисоветчиком, ни сионистом, почти не слушал западные «голоса» и не помышлял об отъезде – так сложились обстоятельства. Большинство евреев, прибывших с ними в Вену, точно знали, куда они хотят. У кого-то уже были родственники в Штатах, у кого-то – знакомые в сказочной тогда ещё для белых Южной Африке, кто-то не представлял себя вне Святой Земли, кто-то стремился попасть на край света – в Австралию и никого не видеть. Они с женой были скорее исключением из правил, поскольку, уехав как и все по израильской визе, не имели представления, какую страну выбрать. Были даже мысли остаться в столь полюбившемся Риме. В конце концов, остановились на наиболее надёжной, как им казалось, Америке.

Ах, как же завидовали им коллеги на работе, соседи по коммуналке и просто знакомые. Даже те, кто вслух выражал презрение к «предателям Родины». Родились в рубашке. Вытянули счастливый билет. Такое везение! Везение... Неужели же после всего перенесённого, после выматывающих все кишки ОВИРов, увольнений с работы, без гарантии получения разрешения на выезд, после глумления, антисемитизма, неопределённости, предательства друзей и, наконец, исхода, свершившегося прорыва на свободу... такой финал. Да, видно ничего не поделаешь - судьба...

Сеня откинулся в кресле и удовлетворённо заложил руки за голову. Как бы то ни было, он выговорился. А там – будь, что будет. Несколько минут они молчали.

- В минуты опасности, - заговорил наконец незнакомец, - у человека обостряются все органы чувств: зрение, слух, обоняние. Причём эта повышенная чувствительность направлена как вовне, так и «внутрь» самого себя. Сейчас уже ни от кого не секрет, что у человека есть душа. Вы слышали, наверное, об этих опытах, когда умирающий с последним вздохом становился легче на несколько граммов – якобы у него отлетала душа. Так вот, это не доказательство, потому что душа – категория нематериальная и веса иметь не может. Тем не менее, именно процесс отделения души от тела и возвращения её к Тому, Кто эту душу в тело вдохнул, называется смертью.

- Зачем он мне всё это рассказывает, - подумал Сеня, - и кто он вообще такой?

Однако, в словах незнакомца звучала спокойная уверенность, тем более странная, если учесть обстоятельства, при которых происходил разговор.

- Человек устроен так, что в нормальном состоянии он заглянуть «в себя», то бишь приоткрыть порог своей души, не может. Да и в экстремальной ситуации, в принципе, это невозможно. Очень немногие наделены этим даром. Но сегодня каждый из пассажиров этого самолёта получил такую уникальную возможность. Другими словами, люди смогли взглянуть на себя как бы со стороны, проанализировать свои дела и поступки за всю жизнь, осознать ошибки и раскаяться в грехах.

Незнакомец сделал паузу, словно давая Сене возможность переварить услышанное, и затем продолжал:

- Страх является нормальной защитной реакцией организма на неизвестное, новое, непонятное, угрожающее. Ничего не боятся только умалишённые. До определённого момента, страх – это союзник. Но сейчас души получили столь мощный импульс очищения, что места для страха в них уже не осталось.

Сеня действительно почувствовал, что страх, пронизывавший его с момента захвата самолёта от пяток до кончиков ушей, начал отступать, сердце стало биться ровнее и даже левая щека (он страдал много лет нервным тиком) перестала дёргаться.

- Наверное, он психотерапевт, - пронеслось в мозгу, - или гипнотизёр, или..

- Уже никогда пассажиры этого самолёта не будут прежними людьми...

- А Вы уверены, что мы уцелеем? – вырвалось у Сени.

- Да. Не погибнет никто, - всё с той же непоколебимой уверенностью отвечал незнакомец. – Скоро рассвет, нужно поспать. Завтра будет напряжённый день.

- Но ведь террористы сказали...

- Пожалуйста, спите, - незнакомец дотронулся до Сениной левой руки и тот почувствовал, как тёплая волна сладостного забытья накрывает его с головой, он проваливается и летит куда-то вместе с креслом, пытается ещё что-то сказать – и не может.

...Проснувшись Сеня чувствовал себя так, будто провёл ночь в номере-люкс «Хилтона», а не в жёстком кресле «экономического» класса в самолёте, захваченном террористами. Было 10 часов утра, свет пробивался в салон через щёлку зашторенного иллюминатора и солнечный зайчик, отражённый от линзы очков его жены, оптимистично подрагивал на потолке. Постепенно в сознании проступили события вчерашнего дня, не вызвав, к Сениному удивлению, особой тревоги. Он осторожно высвободил затекшую руку из-под головы ещё спавшей жены и повернулся к соседу.

- Доброе утро, - приветливо улыбнулся тот. - Как спалось?

- И Вам, я надеюсь, доброе. Спал хорошо, спасибо. Есть какие-нибудь новости?

- Пока нет, но, думаю, скоро будут.

Большинство пассажиров уже проснулось и Сеня обратил внимание, что обстановка в салоне сильно изменилась. От вчерашнего шока на лицах не осталось и следа, многие негромко переговаривались, обсуждая, кажется, даже посторонние темы и не обращая особого внимания на застывших в начале и в конце салона террористов. Похоже и тем передалось общее настроение, поскольку они не бегали больше по самолёту, потрясая оружием, не делали свирепые лица и не угрожали пристрелить каждого, кто откроет рот. А может, им просто было уже известно об успешном ходе переговоров и близящейся развязке.

Во всяком случае, когда часа через два предводитель угонщиков объявил, что переговоры завершены и вскоре все заложники будут свободны, вздох облегчения вырвавшийся у многих, не очень соответствовал той предполагаемой радости, которую должны были бы испытывать люди, избежавшие смертельной опасности. Скорее это напоминало облегчение человека, избавившегося от временных неудобств, типа шумных соседей или тесной обуви.

Уже покидая самолёт, Сеня обернулся к спускавшемуся за ним по трапу незнакомцу:

- Всё-таки, скажите, как Вы могли это знать?

Молодой человек улыбнулся:

- Я думаю, Вы всё уже поняли. Желаю удачи.

- Но мы ещё увидимся?

Незнакомец развёл руками.

Дальше события развивались с ошеломляющей быстротой. Через два часа самолёт греческой авиакомпании при посредничестве «Красного Креста» доставил их на Кипр. Ещё через час они встретились со специально прибывшим на остров русскоговорящим представителем Сохнута. Поздравив их с благополучным освобождением, израильтянин деликатно поинтересовался, не изменили ли они своего намерения эмигрировать в США. Конечно, ворота еврейской страны открыты перед ними всегда, но зачем же откладывать, когда до Тель-Авива всего час лёта? Сеня переглянулся с женой и, спокойно, как о чём-то давно решённом, ответил, что они согласны. Пожалуй, больше чем собственный ответ его удивила реакция чиновника. Тот поздравил их с репатриацией в Эрец Исраэль, не выразив при этом никакого удивления, пожелал счастливого пути и вызвал следующих пассажиров. Можно было подумать, что он каждый день видит людей, отказывающихся лететь в Америку. Лишь потом, находясь в третьем по счёту за последние сутки самолёте, до Сени дошло, чем было вызвано отсутствие удивления у израильтянина. Дело в том, что все 36 пассажиров-евреев, получивших американские въездные визы, изменили своё решение в пользу Израиля. ВСЕ! Сеня с женой проходили собеседование с работником Сохнута предпоследними...

Уже потом в Израиле они узнали, что террористы неожиданно сняли свои требования, оставив только одно: гарантии их собственной безопасности после освобождения заложников. Гарантии эти были ими получены.

...В полночь самолёт с измученными, но счастливыми пассажирами приземлился в аэропорту им. Бен-Гуриона. До утра их разместили в ближайшей гостинице. Спать не хотелось и, накинув на плечи свитер, Сеня вышел на улицу. Впрочем, свитер даже и не понадобился – ночь была тёплой, небо - звёздным, жизнь - многообещающей. Задумавшись, он не заметил, как вышла жена и, запахивая халат, прижалась к нему:

- Ну вот, как ты и обещал, наши путешествия закончились.

Сеня молча обнял её. Совсем близко, прямо над головой, поблескивая разноцветными огнями, с мерно нарастающим гулом, заходил на посадку большой пассажирский «Боинг».

- Уже никогда мы не будем прежними людьми... – прошептал Сеня, провожая глазами лайнер.

- Что ты сказал? – не поняла жена.

- Нет, ничего. Так, мысли вслух.

- Кстати, что-то я не видела сейчас того парня, который сидел рядом с тобой в том... – жена запнулась, - в первом самолёте. Или он не полетел в Израиль?

- Нет, он полетел в другое место, - серьёзно посмотрел на жену Сеня. – Пойдём спать, родная. Устал я что-то сегодня.

Марк Ингер

4 апреля 2006 года